Домашние дети

Особым детям особенно нужна семья

История девочки Тони

Писать об этом заставил один случай из практики. Жила-была девочка Тоня, училась в коррекционном интернате для детей-сирот с отставаниями в развитии. Во втором классе (в апреле 2004 г.) была показана городской медико-психолого-педагогической комиссии, которая выдала заключение, что ребенок необучаем и подлежит выводу в учреждение социальной защиты. Автор - Наталья Степина, главный редактор альманаха воспитанников детских домов «Я — человек», к.ф.н., социальный педагог.

 

 

Для справки: коррекционная школа-интернат — это учебно-воспитательное учреждение, после окончания которого выпускники получают собственное жилье и живут самостоятельной жизнью. Со справкой об окончании вспомогательной (коррекционной) школы в МГУ, конечно, не поступишь, а во многие училища — вполне, и диагноз «легкая умственная отсталость» хоть и ограничивает доступ к ряду профессий, но возможность полноценной жизни не отменяет. Учреждение социальной защиты — это дом-интернат для детей с глубокими отставаниями. Там тоже бывают школы и развивающие программы. Но в 18 лет воспитанники такого дома переходят в дом инвалидов. И это уже на всю жизнь.

 

Так что речь идет не только об образовании и развитии. По сути, речь идет о судьбе ребенка. До комиссии в его судьбе возможны варианты, после такого заключения — вариант один — полная социальная изоляция и недееспособность. Мы тоже хорошо знакомы с девочкой Тоней. Мы (сотрудники общественной организации «Я — человек») ведем в Тонином интернате ряд развивающих программ. Как человек живой, любознательный и активный, Тоня участвовала во всем — училась на компьютерах, рисовала, сочиняла, делала игрушки, ездила в театры и музеи, играла в театральных постановках. Со всеми общалась, ко всему относилась. В школе, правда, училась так себе. Но за первый класс научилась читать и писать, что, кстати, не все дети коррекционных интернатов успевают сделать. Складывать и вычитать только не умела. Но в общем, тревогу мы не били (да и воспитатели): это же специальное учреждение — для детей с отклонениями в развитии, всякие бывают отклонения. Еще научится. Развивается ведь ребенок, двигается. Этого никто не отрицал. И вдруг бац! — комиссия. И решение. Что можно и не двигаться. Незачем.

 

Нельзя сказать, что никто ничего не делал. Штатный психиатр интерната добился, что ребенка положили на обследование в НИИ психиатрии Минздрава РФ, где консилиум специалистов подтвердил, что у ребенка легкая степень отсталости и он может продолжать обучение в коррекционном учреждении. Нельзя сказать, что мы ничего не делали, и нельзя сказать, что интернат не пошел нам навстречу. Ребенка отпустили с нами на все летние каникулы — посмотреть, будет ли динамика в развитии. Девочка съездила в один оздоровительный лагерь — с ровесниками из семей, съездила в другой — туристический на берегу озера. Везде нашла свое место в коллективе. Много чему научилась. В сентябре все педагоги в один голос сказали: есть динамика! А повторная комиссия в том же сентябре подтвердила свой апрельский диагноз, и заключение коллег из НИИ психиатрии не помогло. Ребенок должен быть направлен в дом-интернат для умственно-отсталых детей.

 

Для всех, кто так или иначе сталкивался с жизнью детей в наших интернатных учреждениях, ничего необычного в этом случае нет. Традиционная, общепринятая практика. Нечто из разряда «плетью обуха не перешибешь». Административные лица как правило, ссылаются на несовершенство правовой базы, общественные деятели — на закрытость и недоступность информации. Кто его знает, как так происходит? Знаем только, что обратного хода нет. Вниз по лестнице ребенок двигается, а наверх — прецедентов не было. Механизмы не совершенны. Мы и сами так раньше думали. Но теперь, по уши увязнув в этом деле, поняли, что не все так просто. Выяснилось, что в самом открытом доступе (просто в Интернете) можно найти массу интересных документов — и сравнить их с практикой.

 

Итак, как это бывает и как должно быть.

Шестым будешь?

«…Да все случайно получилось. Нужен был шестой ребенок, чтобы комиссия приехала. Завуч ходил по классам, спрашивал, кто из детей не успевает. Заходит во второй класс:

- У вас кто?

- Ну разве только Тоня…

Мы уж ходили, просили, чтобы Тоню на комиссию не показывали. Слабенькая девочка, может и не пройти.

- Комиссия разберется.

Вот и разобралась…»

(из разговоров с сотрудниками интерната)

 

Чтобы городская медико-педагогическая комиссия выехала в интернат, нужно определенное число детей (говорят, не меньше шести). Иначе администрации придется везти детей на обследование в саму больницу.

 

«6.3. При записи на комиссию предоставляются следующие документы: подробная выписка из истории развития ребенка, составленная детским психиатром с обоснованным диагнозом, данными проведенного лечения и характеристикой умственного развития ребенка; — педагогическая характеристика ребенка из образовательного учреждения, отражающая данные о продолжительности обучения, подробный анализ успеваемости и поведения, мероприятия, проведенные в целях повышения успеваемости (индивидуальная и другие формы помощи)…»

(из Приказа Комитета здравоохранения Правительства Москвы и Московского комитета образования от 19, 21 октября 1998 г. N 574/579 «Об организации Городской медико-психолого-педагогической комиссии по комплектованию специальных (коррекционных) образовательных учреждений для умственно-отсталых детей»)

«Родители (законные представители) ставятся в известность о необходимости представления в ПМПК следующих документов: …o копии коллегиального заключения психолого-медико-педагогического консилиума (ПМПК)…»

(из инструктивного письма Минобразования России «О психолого-медико-педагогической комиссии» от 14 июля 2003 г. N 27/2967-6)

Против представления Тони на комиссию возражали воспитатели, непосредственно работающие с ребенком, штатный психиатр интерната, психолог, логопед. «Ребенок выровняется, ребенок наш, коррекционный, обучаемый…». Но списки поданы, и все документы, скорее всего, были в порядке — в том числе и заключение о коллегиальном принятии решения… Сколько их, таких шестых? Кто-нибудь их считал?

 

Об индивидуальном подходе и потенциале.

«…o комплексная, всесторонняя, динамическая диагностика отклонений в развитии ребенка и его потенциальных возможностей…»

(Цели и основные задачи ПМПК, из инструктивного письма Минобразования России «О психолого-медико-педагогической комиссии» от 14 июля 2003 г. N 27/2967-6)

«- Тонь, о чем тебя на комиссии спрашивали?

- Я задачу решала. Блюдце стоит 3 рубля, а чашка на 2 рубля дороже. Сколько стоит чашка. Я сказала: семь.

- А как эту задачу надо решать?

- Надо к трем прибавить два. Я неправильно сказала. Будет пять.

- А ты на комиссии сказала, как ты эту задачу решала? Или только ответ сказала?

- Только ответ.

- Ну что ж ты не сказала, как нужно решать?!..»

А что же никто не спросил??? Как же насчет потенциала ребенка, насчет способности к мыслительной деятельности?

 

В апреле Тоня не знала, сколько будет один плюс один. К сентябрю освоила сложение в пределах 10 устно, в пределах 20 — с помощью палочек. (Не пугайтесь: по программе 2 класса коррекционных учреждений осваивается счет в пределах 20.) Тоня — девочка гуманитарная. Скорее всего, у нее всегда будут проблемы с математикой (как у сотен других, вполне нормальных людей). Ну и что? Она же не в Финансовую академию собирается поступать. А на бытовом уровне — научится.

 

«…18. Содержание образования в коррекционном учреждении определяется образовательной программой (образовательными программами), разрабатываемой исходя из особенностей психофизического развития и индивидуальных возможностей воспитанников…»

(из Постановления Правительства РФ от 12 марта 1997 г. N 288 «Об утверждении Типового положения о специальном (коррекционном) образовательном учреждении для обучающихся, воспитанников с отклонениями в развитии» (с изменениями от 10 марта 2000 г., 23 декабря 2002 г.)

Но ведь Тоня способна к развитию? — спрашивали мы. «Да», — получали ответ. Можно, чтобы ребенок занимался по индивидуальному плану? — Можно. — Так в чем же дело? — Теперь есть решение комиссии. У нас нет оснований для работы с ребенком.

Машина, которая едет в одну сторону. Обратного хода нет.

 

К вопросу о потенциале. Вот еще один случай. Старший брат в многодетной семье. Мама попала в тюрьму, шестеро детей в интернат — обычный, массовый. В школе мальчик почти не учился — по обстоятельствам жизни. Поэтому учебные проблемы объективны. Через 3 недели его представили на комиссию (в том же апреле 2004). Комиссия поставила диагноз «легкая умственная отсталость» и вынесла заключение о направлении ребенка в интернат VIII вида — в коррекционный. Пацану 11 лет, живой, любознательный, деятельный, энергичный. Неординарный. Тащил на себе всю семью. По весне мы предлагали ему попробовать поступить в школу-интернат для одаренных детей «Интеллектуал» (есть теперь в Москве и такой). Отказался: «Когда мама вернется, как она нас будет по всей Москве искать? Мне надо за младшими смотреть». Сейчас ждет путевки в коррекционный интернат. Выдержит ли сам, выдержат ли младшие? Куда идти, у кого спросить, кто за это ответит?

Кто ответит?

 

В случае несогласия с коллегиальным заключением ПМПК родители (законные представители) имеют право обратиться в вышестоящую ПМПК.

(из инструктивного письма Минобразования России «О психолого-медико-педагогической комиссии» от 14 июля 2003 г. N 27/2967-6)

 

Родительские дети с проблемами в развитии сначала направляются на окружные комиссии. Спорные случаи разрешает городская медико-психолого-педагогическая комиссия при московской детской психиатрической больнице №6. Для детей-сирот двухступенчатая система не предусмотрена. Они сразу представляются городской комиссии, чье решение является окончательным и обжалованию (оспариванию, обсуждению) не подлежит. В случае совсем уж конфликтных ситуаций (вроде описываемой) ребенок будет положен на стационарное обследование в ту же самую больницу №6.

 

Мы пробовали всякие «боковые» ходы. Если нельзя оставить в этом интернате, можно ли перевести в патронат? В Москве есть детский дом №19, где детям подыскивают патронатные семьи. Семья обеспечит наилучшие условия для развития. Коллектив патронатного детского дома, узнав о ситуации, готов начать работать с ребенком. «Давайте мы посмотрим ребенка, начнем искать приемных родителей».

- Нет, пока не будет соответствующего решения Департамента, мы не можем ничего сделать, — отвечают в Тонином интернате.

 

«Необходимо иначе организовать систему работы с конкретным ребенком. При существующей системе судьбу ребенка решают 3-4 человека (например, члены городской медико-педагогической комиссии, администрация интерната, чиновники из департамента образования), и никто из них не несет ответственности за то, что же дальше будет происходить с ребенком. Мы же предлагаем систему, при которой с ребенком работает коллектив специалистов, коллегиально принимается решение, в какую приемную семью будет помещен ребенок, существует система сопровождения этой семьи. Специалисты несут ответственность за все, что происходит с ребенком. В судьбе ребенка принимает участие человек 50, а не один чиновник. Система работает на ребенка, а не против него» (из разговора с директором детского дома №19 Марией Феликсовной Терновской)

 

Вниз по лестнице?

«- Тонь, а как ты думаешь, каких людей на свете больше — добрых или злых?

- Добрых, конечно. Злые, они по домам прячутся, на улицу не выходят, кто ж их на улицу выпустит. А кто по улицам ходит, они добрые.

- А почему люди злыми бывают?

- Им просто никто не сказал, не объяснил, что надо добрым быть. Если с ними поговорить, они могут подобреть».

 

В этой истории речь не только о людях. Речь о проблеме. Речь об огромной системе коррекционных учреждений, которые никого не корректируют. Речь о существующей социальной лестнице для детей-сирот, по которой нельзя подняться. Ребенок, попавший в коррекционный интернат, может двигаться только вниз — в собесовский дом инвалидов. Задача вернуть ребенка в нормальную среду, интегрировать ребенка в общество даже не ставится. Коррекционные учреждения не занимаются собственно коррекцией (то есть восстановлением утраченного, приведением к норме, исправлением отклонений). Тогда какие задачи они решают?

 

В прошлом году я была участником поездки по обмену опытом в Америку. Встречались с представителями местных департаментов соцзащиты, органов управления образованием, руководителями коррекционных учреждений. Везде задавала один вопрос:

- Может ли ребенок, попавший в систему коррекционных учреждений, вернуться в нормальную среду, в массовую школу?

Вопроса не понимают:

- Это же наша работа! Мы должны помочь ребенку вернуться в нормальную среду. Если он остается в коррекционном учреждении — это общая проблема, общая беда, это мы плохо работаем…

 

Спрашиваю у директора вспомогательного интерната в Москве:

- Вам известны случаи, когда ребенок из коррекционного интерната вернулся в массовый или из собесовского снова в коррекционный?

- За 20 лет работы ни разу не слышала.

Нет прецедентов? Оказывается, есть. Бывает, что ребенок из коррекционного интерната попадает в семью, где с ним специально занимаются. А потом показывают на окружной комиссии. И диагноз может быть снят, и ребенок пойдет учиться в обычную школу. В журнале «Детский дом» (№1 2002 г.) упоминается Удельновский вспомогательный детский дом Раменского района Московской области, где «не занимаются сортировкой сложных и проблемных детей, здесь работают с каждым ребенком, поднимая его до возможного уровня развития, реабилитируя сирот, списанных массовыми детскими домами и интернатами. И когда очередному воспитаннику снимается диагноз, поставленный МПК, в педагогическом коллективе праздник…».

 

«Согласно п. 1 ст. 3 Конвенции ООН о правах ребенка, к которой Россия присоединилась в 1990 г., наша страна принимает на себя следующее обязательство: «Во всех действиях в отношении детей, независимо от того, предпринимаются они государственными или частными учреждениями, занимающимися вопросами социального обеспечения, судами, административными или законодательными органами, первоочередное внимание уделяется наилучшему обеспечению интересов ребенка». К сожалению, обеспечение прав и интересов детей не является приоритетным ни в одной из ветвей власти, что следует расценивать как очень тревожное явление»

(Доклад о деятельности Уполномоченного по правам ребенка в городе Москве, о соблюдении и защите прав, свобод и законных интересов ребенка в 2003 году)

 

«Недостаточно совершенна правовая, инструктивная база. Надо менять. Но дело не только в этом. Сознание чиновников меняется медленно. Существующая практика меняется медленно. Методы работы сотрудников интернатов меняются медленно. Но надо работать, будем работать…» (из разговора с Уполномоченным по правам ребенка в г. Москве Алексеем Голованем). Надо работать. Надо менять. Мы тоже работаем. Успеет ли Тоня дождаться этих изменений? Дети не умеют ждать. Они живут сегодня.

 

«У меня вообще-то жизнь удалась.

- Почему?

- Потому что радости много. Вот когда я в прошлом году в душе упала и голову разбила, это была невезуха. А так мне жить нравится».

(из разговоров с Тоней)

 

Что можем мы?

Сегодня была в детском отделении НИИ психиатрии, навещала наших интернатских детей, положенных для уточнения диагнозов. Подошла к заведующему отделения для разговора. Он отвечает:

- Если можно, не сегодня. Я только что из Беслана прилетел, со мной дети и родители, сейчас будем ими заниматься.

Пока мы рисовали с ребятами из интерната, заглянули два паренька:

- Вы что делаете?

- Это Артур, — говорит Маша, — Мы уже познакомились. Это у них школа взорвалась.

Оказывается, все рядом. Может быть, главное — помнить, что они живут рядом с нами: дети из Беслана, дети из интернатов, дети с диагнозами и без диагнозов?

 

А для коллег-педагогов, работающих с детьми из интернатов, сообщаем, что по новому Положению о ПМПК «инициаторами обследования детей в ПМПК могут быть специалисты образовательных учреждений, учреждений, занимающихся обеспечением и защитой прав детей и подростков с отклонениями в развитии, лечебно-профилактические, общественные и другие организации« (из инструктивного письма Минобразования России «О психолого-медико-педагогической комиссии» от 14 июля 2003 г. N 27/2967-6).

 

Солнышко со мною из кровати встает,

Солнышко со мною за руку идет.

Солнышко со мною умывается,

Солнышко мне улыбается.

(Песенка про Солнышко, Тоня, август 2004)

 





© 2012-2014 Ресурсный центр помощи приемным семьям с особыми детьми | Благотворительный фонд «Здесь и сейчас»
Проект при поддержке компании RU-CENTER
Яндекс.Метрика